«Болезнь имперскости» на стадии захватнических войн, к которым прибегла современная Россия, без «хирургического» вмешательства не поддается лечению.
Внутренние процессы в России, обусловленные военным поражением и влиянием санкций, могут привести к ее частичному или полному переформатированию, что будет сопровождаться коренным изменением отношения к ней в мире. Сегодня отношение к ней неоднозначно. Даже в антироссийском лагере в последнее время раздаются призывы не допустить распада России.
Двумя диаметрально противоположными вариантами будущего России могут быть:
1. «Недопущение распада России» — означает сохранение существующего режима с некоторыми косметическими изменениями в политической системе государства. Естественная смерть, физическое смещение или отстранение от власти Путина могут иметь, скорее, символическое значение, но не станет гарантией отказа России от имперских посягательств. Поскольку глубоко (на уровне психической травмы) зомбированные российские элиты и общество, накачанные кремлевскими пропагандистами ненавистью к «фашистской» Украине и «загнивающему» Западу, предпочитают политику «сильной руки», а внешняя экспансия является одним из пунктов негласного консенсуса россиян с властью.
При таких обстоятельствах вероятность прихода к власти (или продолжительное удержание у власти) в России в ближайшей перспективе прогрессивной политической силы, готовой продвигать ценности демократии, рыночной экономики, уважения к суверенитету других государств, приближается к нулю.
«Мягким» сценарием сдерживания агрессивности России в случае такого варианта может быть принуждение (под давлением санкций) до возобновления ее участия в Адаптированном договоре об обычных вооруженных силах в Европе (ДОВСЕ), в котором она приостановила участие в 2007 году, перед нападением на Грузию. Согласно Договору Россия была вынуждена отвести соответствующие тяжелые вооружения за Урал и соблюдать фланговые ограничения на количество войск и вооружений.
«Жесткий» сценарий предполагает принуждение России (под давлением санкций и последствий разгрома ее войск в Украине) к денуклеаризации и частичной демилитаризации. Но по любому из этих сценариев отсутствуют гарантии того, что после «вставания с колен» Россия не прибегнет к агрессивной политике по восстановлению своего величия, как произошло с современной Россией после распада СССР.
2. Переформатирование политического и административного устройства российской федерации (деколонизация) с распределением экономического и военного потенциала между новыми субъектами и контролируемым ликвидированием арсенала ядерного оружия. Такой сценарий крайне опасен, поскольку будет сопровождаться столкновением интересов отдельных групп внутри России, претендующими на субъектность.
Ослабление или потеря централизованного контроля над силовыми структурами и их подчинение региональным и отдельным политическим лидерам может привести к вооруженным конфликтам, многочисленным жертвам, экономическому упадку целых регионов, потокам беженцев. Но «болезнь имперскости» на стадии захватнических войн, к которым прибегла современная Россия, без «хирургического» вмешательства вряд ли поддается лечению.
Тем не менее государство-агрессор и террорист — и власть, и поддерживающий ее народ — заслуживает этого, а объемы ущерба, который понесли его жертвы (Грузия и Украина) требуют адекватного наказания виновных. Тем более, учитывая угрозу ядерного Армагеддона, к которому подвел Кремль весь мир, цена вопроса оправдана. Как гласит пословица: «Лучше ужасный конец, чем нескончаемый ужас».
Многие эксперты настаивают на том, что вариант распада России невозможен из-за отсутствия объективных условий для этого. Да, сегодня полного набора таких условий нет. Но если Украина и Запад стремятся к настоящему, устойчивому миру, то, возможно, следует поработать в направлении создания этих условий?
Таким образом, существующие в определенных политических кругах отдельных западных стран надежды на послевоенную демократическую модернизацию России и ее встраивание в европейскую систему безопасности безосновательны. Это не только подрывает западную политическую солидарность, ограничивает помощь Украине в укрощении международного агрессора и террориста, но и оказывает Кремлю надежду на избежание поражения, усиливает чувство безнаказанности и побуждает его к усилению агрессивности.
Для политиков, настаивающих на переговорном пути завершения войны, уместно напомнить слова Александра Солженицына, ставшие девизом или принципом отношений кого-либо с российским государством — «не верь, не бойся, не проси». Переговорным путем, вероятно, можно добиться временной уступчивости России по отдельным, не критичным для нее вопросам в обмен на смягчение или отмену части санкций. Однако фактически это будет договоренность о замораживании конфликта, готового вспыхнуть с новой силой, а в самой России такой результат будет подан как капитуляция Запада и будет стимулировать Россию — мерой пополнения сил и ресурсов — к возобновлению агрессии.
Единственным оправданным предметом переговоров с Россией может быть заключение соответствующего юридически обязывающего документа, закрепляющего результаты ее поражения: с определением условий демаркации границ, обязательств России их уважать и отказаться от наращивания военного потенциала и агрессии против соседей, механизмов верификации соблюдения обязательств и ответственности за их нарушение.
